Тридцать членов правления мало чем отличались от десятки высшей ступени власти, они и сами давно утратили в памяти эти различия. Решали ли они важные вопросы, касающиеся города, никто не смог бы сказать точно. Возвысив сами себя в ранг вершителей судьбы Форсада, они не всегда могли знать наверняка, что происходит не только снаружи Минтона, но и внутри него. Казалось бы, такая власть должна привести город к трагедии, а за ним и весь Марс растворится в хаосе, но жизнь текла дальше, как будто сложный механизм, запущенный кем-то давным-давно, слишком хорошо настроен. Этого не произошло, городом действительно управляли, это были советники низшей ступени. Шестьдесят служителей Минтона занимались делами насущными, это поддерживало жизнь в Форсаде. Кто-то решал вопросы с транспортом, другие пытались вплотную заниматься плантациями, некоторые уделяли внимание образованности рабочих, а кое-кто и уборку мусора считал делом, не достойным его ума. Эти люди были глазами, ушами, руками, а иногда и ногами всего Минтона.
Помнил ли кто из жителей Форсада, что кроме них на Марсе есть ещё кто-то? Да, особенно те, кто жил на старых улицах, узких, глубоких и тёмных. Несмотря на то, что проходы к поселениям-изгоям тщательно закрывались, а кардиеры вылавливали незваных гостей, даже убивали их в разных стычках, те всё равно просачивались в Форсад через разные щели. Казалось, что этих голодных и диких существ становилось всё больше, а может быть, они уже были в Форсаде, только прятались тщательнее. Теперь же, когда голод стал забирать жизнь с улиц города, а канавы и ямы источали смрад разлагающихся тел, незваные гости выглядывали из-за тёмных углов всё чаще и практически в открытую, не пряча ненависти и голода. Воздух, вот что им было нужно. Они дышали воздухом Форсада, и лишить их этого мог только выстрел из клувера.
Другие поселения или мелкие тупики, которые имели выход к Форсаду, подчинялись его правительству, а значит, могли быть как полезными ему, так и приносить лишнюю головную боль. Минтон, всё же, сам выбирал, будет ли какой-то тупик ему полезен. Ищейки-кардиеры могли найти любой воздушный канал, через который чужие поселения могли красть обогащённый воздух из Форсада, и, если Минтону так было угодно, его замуровывали. Население Форсада старело, мало кто мог себе позволить иметь детей. Тем не менее, не имея прироста населения, станции по обогащению воздуха не справлялись, датчики в городе постоянно сигнализировали о его истощении. Кто-то крал воздух, дышал им без ведома Минтона. Тоудокеры регулярно находили поселения, примыкающие к Форсаду, сканируя марсианскую пустыню день и ночь. Потом изучали стены под каменными сводами, находили щели и заваливали их песком. На картах Разработок много таких «чёрных пятен», их обходили стороной, даже если они могли выжить. И многие выживали, некоторые даже имели своё правительство, а богатые плантации вырабатывали воздух чище, чем в самом Форсаде. В их пещерах имелось освещение, рождались дети, которые с малых лет могли прочесть любой партбрид.
Чёрные поселения росли медленнее, чем Форсад. Ресурсы, вот главный рычаг роста населения, но эти же ресурсы являлись не только пищей, но и предметом торговли с самим Форсадом. Им разрешали появляться на карте. Железные дороги города имели несколько особых ответвлений, упирающихся в конце пути в массивные ворота, закрытые с обеих сторон на надёжные засовы. Момент обмена воды на мясо морхунов, шерсти на кожу, кожи на ирониад, парбридов на чернила, аркадо на фонари, одежды на обувь и так до бесконечности, надёжно контролировался вооружёнными людьми с обеих сторон.
Иногда Чёрные поселения становились важными поставщиками, особенно если они имели огромные плантации по выращиванию васхры и семирды. Длинные вереницы людей с тюками прессованного мха и плесени выстраивались к воротам, чтобы загрузить всё это в вагоны и отправить в Форсад. Часто речь чёрных поселенцев сильно отличалась от привычной всем в Форсаде, даже требовался переводчик, к которому была приставлена охрана из нескольких человек. Это стало необходимостью после того, как случаи расправы с переводчиками вошли в привычку, если процесс торговой сделки переставал устраивать одну из торгующих сторон.
Некоторые народы боялись связываться с большим городом, хотя Минтон считал заманчивой возможность принять во владения хорошую ферму или разработку, пару плантаций вместе с работниками. Третья ступень власти в Минтоне держала про запас такие ценные «чёрные пятна», умело манипулируя своими плантаторами и фермерами, играя их волей и чувствами, а также регулируя цену на мясо, вбрасывая излишки в город или забывая прикупить корм морхунам в достаточном количестве.
Одэн не относился к числу алчных людей, подготавливающих себе мягкое место к старости, но и ему пришлось столкнуться с ситуацией, которая могла затянуться зловещей петлёй на его шее. Однажды произошёл сбой в системе считывания информации о местонахождении маяков. Последствия были почти полностью сглажены, но несколько маршрутов в Разработках пришлось тщательно корректировать. Это были его маршруты, они уходили в сторону дальних скал, он контролировал их по указанию Минтона. В его распоряжении были несколько тоудокеров, которые сканировали это место и наносили «чёрные пятна» на схему.
Сбой в системе стал причиной, Одэну доложили, что группа грайдеров пробила каменный массив и вышла к крупным плантациям семирды. Это были поля отшельников, которые с трудом шли на контакт. Их знали, с ними уже много лет шел обмен возле ворот в одном из тупиков железной дороги. Покупали ирониад, продавали мясо, много мяса. Если кто-то и задумывался над тем, откуда у отшельников столько мяса морхунов, то предпочитал не высказывать свои мысли вслух, а просто получать прибыль, а странные торговцы никогда не продавали семирду и скрывали свои огромные плантации.
Когда грайдеры пробили дыру в чужие владения, проходчиков захватили и собирались казнить. Отшельники лишились своей тайны, власти Форсада могли бы захватить новые территории силой, но вмешался Одэн. Он велел завалить проход между плантациями и Форсадом, отдал свободолюбивому народу все грайдеры, которые оказались на их территории, а тоудокерам предложил сделать изменения в схемах, как будто ничего и не было. Но можно ли долго сохранять подобное в секрете? Даже новые грайдеры для рабочих, купленные Одэном лично, могли заткнуть им рты лишь временно.
Хоротт, который держал крупные фермы морхунов, покупал семирду, а вернее, расплачивался за неё ирониадом, им же производимым. Чтобы расплавить руду, одних только плавильных машин было мало, все эти конусы и трубки ничего из себя не представляли бы без топлива. Рулоны спрессованного мха и бочки с ядовитой плесенью тоже выменивались у «диких племён», как он их называл. Однако тот «низкий народ» уже не довольствовался мясом или перьями. Ирониад в тонких листах, в стержнях и шарах, а в последнее время стали требовать и аронид за свою «худую семирду», коей дал своё определение удручённый Хоротт. «Плантация семирды мне бы сейчас не помешала», — часто рассуждал он, выводя свои убыточные сделки в общей таблице.
Вынюхивать важную информацию стало его главным интересом, он быстро узнавал, где что залежалось и могло бы попасть в его руки за бесценок. Шпионили на него и людишки, желающие быть поближе к такому пройдохе, как Хоротт. Он почти не приложил никаких усилий, но вскоре его «уши» стали торчать даже в закоулках самого Минтона. Спустя какое-то время ни один обмен в тупиках не проходил без его, пусть даже отдалённого и косвенного, участия.
— Тапуны несут яйца на обмен. Завтра. Просят ирониад в стержнях и чернила, — шептали ему в одно ухо.
— Скерды сегодня снова хотят отдать необработанный аронид. Хотят выменять на несколько новых буров, — перебивал первого другой докладчик, считающий свою информацию не менее важной.
— Десять рулонов топлива… мясо морхунов… таблетки бульона… ирониад… грайдер… три грайдера! – не давали покоя докладчики, Хоротт умело сопоставлял всю полученную информацию, выделял для себя самую выгодную, а докладчика поощрял по собственному усмотрению.
— Одно и то же, всё это низко, нет взрыва, — страдал он от топтания на месте. – Убейте кого-нибудь, наконец!
Но доносчики не могли никого убить, они просто ждали, когда их хозяин успокоится и продолжит проглатывать информацию, которая переполняла его по самое горло.
Перед тем, как опустить голову на мягкую подушку, он подолгу смотрел на своё лоснящееся лицо в зеркале. Ему нравились эти припухлые щёки, складки под подбородком, а извечные прыщи на лбу, которых было не менее пяти-шести за раз, он считал чуть ли не чудом. Потрогав каждый из них своими коротенькими пальцами, он улыбался отражению и заканчивал день.
Иногда Хоротт устраивал себе выходной день. Шпионы и доносчики не смели приближаться к нему, даже если за ушами просто ломилось от избытка информации. Хоротт имел другой склад ума, чем остальные «отставшие» жители Форсада, не говоря уже о племенах – изгоях. Истинное богатство не от труда, и даже не от ума, которым его наделили давно сгинувшие предки. Он хотел верить, что есть какое-то НАЧАЛО, источник процветания, который дал некое начало, создал всё, что сейчас есть на Марсе. Если взять стакан с водой, всыпать туда песок и размешать его, то песчинки устремятся к стенкам стакана. Они в итоге хаотично осядут на дно, но никогда не окажутся в самой его середине. Эту мысль Хоротт считал чем-то высшим из всей коллекции своих мысленных запасов. Он ласкал своё самолюбие подобными выводами, но всё это лезло в его голову не просто так. Глядя на Форсад, он понимал, что город больше не процветает, иногда ему даже казалось, что всё катится кубарем с высокой горы и скоро упадёт, и рассыплется у её подножия. А ведь кто-то заложил это начало, собрал песчинки воедино, всыпал их в бурлящую воду, заварил этот бульон и раскрутил с бешеной силой. Где этот чудесник, каков был его источник, что он держал в руках и куда положил?
Его терзала та мысль, когда он слышал о несговорчивых дикарях, предлагающих несколько мешков с семирдой, но не желающих и слышать об открытии ворот в тупике навсегда, чтобы стать частью Форсада.
— Мисро Хоротт, — шёпот очередного доносчика коснулся его правого уха. – Есть тайна, но она стара.
— Что такое? – встрепенулся Хоротт, как будто иголка коснулась его виска.
Совсем недавно он пристрастился к старым вещам, кальпы не покидали его разум, он стал плохо спать и даже забывал посмотреть на себя в зеркало перед сном. Плавательный пузырь вместо партбрида, морхуны – скакуны, гнилое мясо, холод, потом роджи, грайдеры, читеры…всё! Снова пустота, вонючий воздух, голод, разруха, смерть, смерть, смерть! Почему это не вечно? Зачем всё снова катится под гору и превращается в пыль?
— Ей много лет, — продолжал заговорщический голос.
— Кому? – окончательно вышел из оцепенения Хоротт.
— Тайне, мисро, тайне. Одэн знает, он скрыл от Минтона. Огромные плантации, о которых никто не знает, проход завалили…
— Проход завалили? Какой такой проход? – вслушивался Хоротт в сладкий шёпот, совсем уже сбросив с себя пелену меланхолии.
— Вот он, взрыв! Наконец-то! – воскликнул он, не разжимая губ, отчего могло показаться, что Хоротт прогудел бессмыслицу в большую и грязную трубу.
| К Главе 11 | К Главе 13 |